9—3

«Роберт-Дьявол».

Современному молодому поколению петроградских театров вряд ли много говорит эта грандиозная пятиактная опера Мейербера, воскрешаемая теперь Мариинским театром•. Но мы, старые служители Эвтерпы-Мельпомены, уже прошедшие «полпути бегущей жизни нашей» и связанные своего рода узами родства с некогда блиставшей у нас в том же театре итальянской оперой, — мы в юности сильно увлекались этим «Робертом», в особенности же инфернальным образом рыцаря Бертрама, которого так превосходно изображал незабвенный Уэтам...• Впрочем, весь ансамбль «казенных» итальянцев • достигал большой высоты, а потому не только Бертрам, но все вообще роли в «Роберте», рассчитанные на блестящие голоса, виртуозное вокальное искусство и эффектную сценическую яркость, находили себе в те годы первоклассных исполнителей.

Кстати, — одна из картин «Роберта» по прихоти автора (точнее — по непреложным условиям парижской «Большой оперы» •) почти целиком отведена балету. И в этих «танцах обольщения» у нас на итальянской сцене всегда чаровала публику своей мягкой грацией и пластичностью наша прима-балерина Евгения Соколова...•

Говоря о Мейербере, нельзя забывать об его достойном сподвижнике-либреттисте, столь же характерном для эпохи процветания «Большой оперы», — нельзя забывать о Скрибе. Правда, его тексты всегда вызывали резкие и не совсем незаслуженные нападки: с драматической логикой этот либреттист подчас не очень-то церемонился. Еще Гейне, восхищаясь музыкой Мейербера, постоянно и настойчиво нападал на Скриба. «Pouvez-vous siffler?» — спросил умирающего, разбитого параличом поэта доктор, желая