13/14—141

киев дал своего «Фрола Скабеева»•, а Дьяченко «Пробный камень»•. Самойлов чудесно сыграл обе роли, — но все это было вздор в сравнении с тем успехом, что имел Оффенбах.

О, рабби Оффенбах имел огромный, головокружительный успех! Ни один композитор в мире не мог сравниться с ним. Не было уголка в Европе, где не раздавались бы нахальные, вызывающие звуки его кадрилей. И мы потянулись за Западом. Ну как же нам было отстать от него?

Все было забыто: и Гоголь, и Пушкин, и Шекспир, и Тургенев, и Островский. Все это гнилые, тухлятина! Что такое Глинка, что такое Вагнер?

Над Францией как будто стали скопляться тучи. «Немецкий сельский учитель» • чаще и чаще стал задумываться о засаленных франках у землевладельцев, живущих по ту сторону Рейна. Веселый смычек Оффенбаха визжит и в Германии и своими истеричными всхлипываниями словно пророчит об ужасном будущем, что ожидает всех через полвека.

Но люди не чувствуют, что расплата близка. Пир Валтасара все идет, чаши кипят, гремят веселые хоры, и голоногие цари и священники канканируют перед захлебывающимися от восторга зрителями.

А учителя греческого языка нас поучают:

— Кси, пси, фи, хи, омега.

Это необходимо знать каждому культурному славянину.

П. Гнедич.