8—37

батывал ее, а отдавал на макулатуру. Но и в данном случае комедия шла по следам трагедии. Именно у Софокла обольщенная Посейдоном царевна Тиро родила от бога двух сыновей, которых посадила в корыто и пустила по реке, их нашел пастух и воспитал, а впоследствии мать узнала их именно по ее корыту•. Точно так же и у Еврипида была очень романическая трагедия «Ион», где афинская царевна Креуса подкидывала сына, прижитого ею с Аполлоном. Действие пьесы усложнялось так, что драматург до мотива признания заставлял мать злоумышлять на жизнь сына, а его требовать казни родительницы, и только появление на сцену корзинки, в которой был некогда подкинут Ион, полагало конец этим ужасам.

Замечу кстати, что уже античные драматурги возмущались социальным неравенством мужчины и женщины, к счастию, все более и более слабеющим, особенно в нашем отечестве. С этой именно точки зрения и говорит у Еврипида Медея (по переводу Мережковского):

«...Мы женщины, из всех

Существ, душой и мыслью одаренных, —

Несчастнейшие...»

Еще дальше Еврипида пошел знаменитый представитель третьего периода развития комедии Менандр, который влагает проповедь терпимости по отношению к женщине уже в уста мужчины, и притом согрешившего против своей жены (в комедии «Третейский суд», по переводу Церетели):

«“Так низке пасть, как я”, он повторял, “ребенка

Прижить на стороне, и за такой же грех

Жены не пощадить, не сжалиться над бедной!

Да я совсем дикарь! Где сердце у меня!”»

Возвращаясь в конце концов к пьесе Островского•, заметим в заключении, что мы имеем здесь еще один