19/20—362

некое “антимейнингенство”, отреченье от него. То, что обе эти работы шли параллельно, совпадали во времени и что в дальнейшей жизни театра мы встречаемся с продолжением и той, и другой линии художественного поведения, — все это достаточно убедительно говорит, что тут, во второй линии, не было какого-нибудь разрыва, коренного, принципиального различия…» Ну, конечно же, не было. Если бы г. Эфрос не выступал усердным хвалителем, мы могли бы весь этот деликатный «анализ» счесть недурным образцом вежливой иронии по адресу и Художеств. театра, и Станиславского, и всех мудреных разговоров о простых вещах, которым по поводу каждой новой постановки предавались газетные умники. Но таково уж обаяние всей этой словесности, что Художественному театру был выдан патент на высокомудрие, и каждый его шаг всегда считался непроходимо глубокомысленным! Нужны были такие явные, элементарные провалы, как, например, постановка пушкинского спектакля•, чтобы даже робкая, загипнотизированная публика убедилась, что московский король недостаточно снабжен необходимой амуницией.

Обилие материала, привлеченного к делу и рассмотренного г. Эфросом, независимо от его намерений, еще больше обличает скромность этой амуниции, и читатель сам легко отведет в своем сознании г. Станиславскому и его театру подобающее место.

Другой создатель Художественного театра — Вл. И. Немирович-Данченко, фигура менее сложная, менее путанная. Этот герой проще и яснее и в лице г. Соболева нашел подходящего описателя, который охарактеризовал его во всех проявлениях — как драматурга, беллетриста и режиссера. Уже одно то обстоятельство, что этот непритязательный «школьный учитель» легко и мирно уживается с такой «многогранной» душой, как «искатель» Станиславский с его «мейнингенством» и в то же время «антимейнингенством», способно рассеять напущенный на честной народ мираж Художеств. театра, в сущности не отличающегося от других театров, этой клички себе не присвоивших. Г. Соболев довольно наивно компрометирует В. И. Немировича-Данченко, приводя из его воспоминаний рассказ об обедах «девятидесятников», которые «искали в этих сборищах не столько единодушия в политических убеждениях, сколько отдыха от них (sic), причем неизменно посылалась «приветственная телеграмма Щедрину»... прибавим от себя, не дожившему до девятидесятых годов. Перо самого г. Соболева тоже довольно косноязычно.

Обе книги появились под редакцией А. М. Бродского, который приложил много стараний, чтобы они вышли как можно лучше. Художественная сторона обоих изданий, к которой, принимая во внимание слишком общеизвестные «обстоя-