19/20—327

нового мира, с той лишь разницей, что в литературах западных народов на первом плане стоят произведения, узаконивающие «оригинальность типа, т. е. личность», а в русской литературе, наоборот, первое место занимают произведения, карающие личность. Русский народ питает «отвращение ко всему резко определившемуся, ко всему специальному, личному, эгоистически отторгшемуся от общечеловеческого». Эта отличительная черта русского народа «кладет и на художество особенный характер — обличительный». Но литература наша долго жила под влиянием западных литератур, и, вследствие этого, мы различаем в ней две ветви: одну ветвь прививную, являющуюся «отпрыском иностранного, но хорошо укоренившегося семени», это — ложноклассицизм, сентиментализм, романтизм и юная французская словесность, и другую ветвь, собственно русскую, это — сатиры, комедии и «Мертвые души». • Первая ветвь идет «от Ломоносова через Сумарокова, Карамзина, Батюшкова, Жуковского — до Пушкина», а другая — и «от Кантемира через комедии того же Сумарокова, Фонвизина, Капниста, Грибоедова — до Гоголя». В творчестве последнего обе ветви слились. «Россия как будто в одно и то же время в лице лучших своих писателей проживала период за периодом жизнь иностранных литератур и воспитывала свою до общечеловеческого значения».

Но, признавая нравоучение и обличение отличительной чертой русской литературы, Островский имел тут в виду не тенденциозные произведения, которые сами служат предметом осмеяния, а произведения истинно-художественные, которые выражают в живых и изящных формах суд общества над жизнью и в то же время возвышают это общество в нравственном отношении, не давая ему воротиться к старым, уже отжившим идеалам и пробуждая в нем стремление к исканию и созданию новых и лучших форм жизни.