9—10

ресторанным столом. Один такой рассказ я приведу теперь. Конечно, он в моем изложении много потеряет. Надо для этого быть Горбуновым. Извиняюсь (как еще недавно говорили у нас в трамваях). После введения гласного суда потерял место в полиции один из московских частных приставов. И вот он-то якобы говорил Горбунову: «Ну что нынче за суд? Намедни захожу в окружной. Председатель спрашивает подсудимого: “Это вы обокрали банк?”

“Я-с”.

“Садитесь, пожалуйста”.

А в наше время пороли не только виновных, но и невинных; да-с и благодарили. Вызываю я, как-то некоего человечка. Кто здесь по такому-то делу, — спрашиваю. “Мы-ста”. “Раздевайся”. “Да позвольте-с”. “По какому, такому резонту?” “Раздевайся, милый человек”. “Пока брюки спускать будешь, — я тебе и протокол прочитаю”. И всыпали же ему! На другой день явился ко мне тот же человек в сопровождении товарища, убеленного сединою. Это, говорит, вина не моя, а вот мово дядюшки. Так я хотел сказать-с, что они вчера еще из деревни не приехали; только всего.

“Ну, что же ошибка”...

“Покорно благодарим на учении!”

Не стоит благодарности! (с прибавлением трехэтажного слова, не приводимого в печати)».

В. Б. Б—он.

Без сивухи.

Много стали говорить о постановке мелодрамы. Одни одобряют, другие морщатся. В небольшом количестве еще готовы были бы ее принять. Но беда, пустить ее, мелодраму, за стол, она сейчас и ножки на стол.