8—50

ной фигурой, облеченной в великолепный костюм Фауста, говорил: «Не понимаю, решительно не понимаю, почему это я не нравлюсь публике? Ни одного хлопка!». Самоквасов и Татаринов привезли Спасского к нам ужинать и старались успокоить, уверяя, что второй дебют ему дадут, так как он заявил перед представлением, что сегодня не в голосе, но он сидел удрученный... Татаринов старался балагурить, присел к роялю и сыграл «Пробуждение льва» Конского, уверяя, что с Антоном Конским при приезде в Петербург, в Вержболове произошло маленькое неприятное приключение, таможенный чиновник, переводя его заграничный паспорт, написал вместо: «Первый пианист короля прусского• — первый пьяница». Но никто не посмеялся этому даже рассказу, и Спасский уехал в гостиницу, в которой остановился. Однако все устроилось для него недурно; так как на Спасского, по чьему-то ходатайству свыше, была потрачена значительная денежная сумма за время его пребывания в Италии, то дирекция оставила его на службе с небольшим жалованьем в качестве переводчика итальянских опер, и его фамилия долго красовалась на афишах и либретто переведенных им опер, кроме того, он давал у себя на дому уроки пения; умер Спасский года четыре тому назад.

И. Божерянов.

О театральной клаке

В крупных центрах Западной Европы и Америки театральная клака народилась уже около ста лет тому назад. Упоминания о ней можно найти во французских и италианских сочинениях о театре начала прошлого столетия. В шестидесятых и позднейших годах клака стала неизбежностью каждого видного театра; она не таилась, не пряталась, а властвовала