II—268

curriculum• в юности, а не занимается таким делом на склоне лет. Разумеется, Курочкин переводил не хуже, а может быть и гораздо лучше Виктора Крылова и Александра Соколова, взявших было в Александринском театре привилегии на эти переводы. Но тогдашняя критика отметила пошлость некоторых сцен его переводов и нежелательность появления их на образцовой сцене.

Просматривая теперь, через полвека, текст «Фауста наизнанку», переделанного из либретто Кремье, который писал его для Эрве, удивляешься, как мог литератор со вкусом вылеплять такие фразы:

— Ах, девицы, несчастные,— смелый мужчина, урод, какие вопросы задает... Или стихи:

Цвет

Детских лет

Цветет в Маргарите,

Вот смотрите:

Лучший капитал

Мне Бог невинность дал.

Я — Гретхен! Я — немецкий идеал!

Взглянул бы кто, как я и Зибель — оба

На сеновал запрячемся вдвоем...

Но это все не жизнь, а только проба,—

Беда, как жить взаправду мы начнем.

Во втором акте Курочкин кропает такие вирши.

Я так люблю безумно, дико,

Что, как Орфей за Евридикой,

Спущусь я в ад,

И ада владыка

Ей будет рад

Отдать пашпорт,—

Со мной ведь дружен черт!

Валентин говорит:

— Возьмите ваши глаза в зубы и взгляните на мою морду.