II—264

друг, как М. М. Стасюлевич, рассказывает, что он был «свидетелем тех самых нежных забот, которыми был окружен наш больной»*. Точно так же и доктор Белоголовый свидетельствует, что «уход за собой семьи Виардо Иван Сергеевич сам признавал идеальным и не мог им достаточно нахвалиться»**.

А у Савиной ее впечатление осталось на всю жизнь: «Париж. Комната наверху. Небольшая, низенькая. Внизу живет семья Виардо. Доносятся скучные гаммы рулады, г-жа Виардо дает урок пения... Никогда не забуду этого ужасного впечатления. Наш Тургенев, наша гордость, такой заброшенный, одинокий»***.

Чем же это впечатление объяснить?

Мне кажется — двумя причинами. С одной стороны в комнатах парижской квартиры Тургенева, в которой видела его Савина, некоторая запущенность действительно была заметна (воспоминания А. Ф. Кони). И отпечаток беспорядка и следы неряшливости, так часто встречающиеся у старых холостяков, были налицо****.

Но есть другая причина, более важная. Это коренное непонимание самой сути отношения Тургенева к Виардо, уж по одному характеру которого больной писатель не мог себя чувствовать одиноким.

Не говоря об уходе, которым его несомненно окружили (воспоминания Стасюлевича, Бело-

* «Вестник Европы» 1883 г. № 10, стр. 850.

** Н. А. Белоголовый «Воспоминания».

*** Д. Философов «Запоздалый венок» («Тургенев и Савина» стр. 79).

**** Впрочем, большая часть его болезни протекала не здесь, а в Буживале, в прекрасном шале, среди роскошного парка, где пребывание его, по воспоминаниям д-ра Белоголового, «было обставлено редким домашним комфортом».