II—165

вые корректурные листы, где над французским напечатанным текстом карандашом, рукой Бородина нанесен русский текст. В это время Игорь продолжал оставаться неоконченным в отрывочных частях и эпизодах каждого акта. Никакие увещания ближайших друзей Бородина: Корсакова, Стасова, Кюи и др., не могли ничего подвинуть для успешного окончания этой самобытной, высокоталантливой оперы. Бородину мешало все, и безалаберный, беспокойный день шел своим чередом один за другим, не давая ни одной свободной минуты для композиции.

Как-то, придя вечером, я не застал самого Бородина дома, а Дианин в ожидании его сообщил мне следующее:

«Вчера приезжал к нам Римский-Корсаков и плакал и молился пред иконами и клялся, что дело русской музыки погибает, что необходимо закончить во что бы то ни стало Игоря. Что Алекс. Порфирьев. занимается все пустяками, которые в разных благотворительных обществах может делать любое лицо, а окончить Игоря может только он один». •

Дианин прибавил, «что это произвело некоторое впечатление на Ал. Порф. и что он обещал заняться Игорем — летом».

VII.

Однажды я застал у них зашедшего по какому-то делу профессора химии Гольдштейна, брата известного пианиста. • По уходе его Бородин сказал мне: «Знаете, как я называю этого господина? — музыкальным сплетником!» На вопрос, почему ему дано такое нелестное прозвище, он объяснил мне, что при Гольдштейне нельзя ничего играть или фантазировать, еще