II—142

ливее, потому что исполнили бы свое действительное «призвание», одинаковое для каждого человека. В этом море скрыты настоящие духовные законы жизни, и тут губителен всякий компромисс. Бранд предугадывает, что компромисс может «загубить душу навек».

Здесь уместно опять напомнить слова сестры Ибсена, что он считал себя как бы «ясновидящим, призванным предостерегать людей от тяжелых заблуждений и опасных течений современности».

Формула «свобода под личной ответственностью» и есть такое тяжелое заблуждение современной мысли, подменяющей личным произволом законы истинной свободы, как делает Неизвестный, или заставляющей отказаться заодно с ложной свободой и от свободы истинной, как делает Эллида. Недаром такой бесконечной грустью веет от ее прощания с морем: «Раз человек прикрепился к суше... не уйти ему в море... не зажить жизнью моря». Ее поддерживает сознание, что она поступила так под личной ответственностью и вполне свободно. Утешение очень слабое, лишний раз подчеркивающее неблагополучие видимо благополучного конца пьесы. По этому поводу Ибсен с лукавой усмешкой обронил: «Совсем без чертовщины не обходится и на этот раз».

Не надо поддаваться обману: и на этот раз пьеса кончается неблагополучно. Чудо спасающей любви заслонено ложной умственной формулой. Души человеческие по-прежнему будут жить «на земле», как Арнхольм, или в карасином пруду научных истин, как Вангель, а вопрос об истинном призвании человека, о смысле жизни останется нерешенным, и путь в