II—72

И вот мы у конца нашего обзора. Повторим же главные его выводы. Обобщения Добролюбова, на наш взгляд, не лишены ценности. Но их ценность сокрыта в глубине шумливой статьи. Она чуть тлеет за слоем тех совершенно неосновательных выводов, которые воздвиг стремительный автор вокруг своей счастливой догадки. «Это и характерно, потому что шестидесятые годы требовали полной ясности положений», приходилось слышать нам. О, конечно, так! Конечно, шумный, невиданный успех Добролюбова объясняется тем, что автор отразил интересы минуты и произнес всеми жданное слово. Но отведем же наконец всему свое место и признаем открыто, что если изучение шестидесятых годов не полно без «Темного Царства», изучение Островского, как задача выявить подлинный лик писателя, гораздо менее потерпит от этой утраты.

Не тьма, а свет, радостный, яркий, полный упований на конечную победу духа — вот что льется со страниц писателя. И это уже вошло в сознание новой критики. От французских ценителей драматурга, так ярко подчеркивающих христианские настроения его героев, чрез русских историков литературы, которые, как князь Кропоткин, особенно отмечают бодрый оптимизм писателя, и далее чрез театральных критиков, проверяющих отвлеченные построения живыми впечатлениями сценической игры, тянутся нити не к Добролюбову, а к другим чутким и мудрым, чей голос был так долго и так напрасно заглушаем публицистикой «Темного Царства».

Н. Долгов.