II—21

она собирается задать «зорю своим канальям-людям». В общем же Стрелкова роль Простаковой если и не провалила совсем, то полупровалила.

Варламов в роли Скотинина был довольно сносен. Фигура и гримировка его и самый голос как нельзя лучше подходили к фигуре Скотинина. Но играл Варламов не хорошо. Скотинин выходил у него мизантропом, задумчивым и как будто чем-то недовольным. Чарский в роли Стародума был очень приличен, и я не знаю, за что его выругали. Монологи он читал отчетливо и толково. «Театральный Нигилист» говорит, что Чарский был недостаточно энергичен. Но, по моему мнению, здесь энергии и не должно быть, так как Стародум — человек уже много живший и много видавший на своем веку, так что безобразия, творящиеся в семье Простаковых, его не возмущали. Он сам говорит, что: «я боялся рассердиться, теперь смех меня берет» (д. 3, явл. III). Стародум человек умный, живущий многолетним опытом и к тому же достаточно пожилой; поэтому горячность юноши была бы к нему даже не подходяща. В исполнении Чарского Стародум выходил таким, каким он и должен быть: спокойным, благоразумным и смотрящим несколько снисходительно на окружающую его пошлую жизнь. Давыдов (Митрофан) был несколько тяжеловат, хотя и комичен. Лучше всего у него прошла сцена урока (д. 3, явл. VII), в которой тупица-Митрофанушка вышел у него живым лицом. В общем он роль свою не испортил. Киселевский (Правдин) ломался и корчил из себя какого-то маркиза. Мимика его никуда не годится; в не-