I—128

И особенно тогда, когда новые устремленья не спокойно прокладывают путь через пьесу, на которой лежит штамп литературного признанья, а трепетно прорываются в нервном порыве актера, преображающем то жалкое, что ценно лишь тем, что так мало стесняет его. А между тем это так: артистка, как и всякий творец прекрасных форм, — дочь своей эпохи и, как лучшие из ее выразителей, — чародейка, угадывающая то смутное, что едва чудится толпе.

Что угадала своим чутким сердцем Комиссаржевская? Кто она? — просто ли актриса глубоко-индивидуальной нервной организации или то явление искусства, которое неизбежно должно было прийти, как отзвук глубоких идейных чаяний?

Пишущего эти строки тем более увлекает попытка дать ответ на этот вопрос, что изучение прошлого сцены сплетается у него при этой работе с анализом собственных чувств, дум и восторгов, неотступного свидетеля творческого пути артистки.

Вспоминаю первое выступление ее на подмостках Александринского театра*. Мы — театральная молодежь — собрались на этот спектакль, как на бой, и знали, между кем произойдет состязанье. Соперницей дебютантки объявлялась не Савина. Мы не застали эту артистку в расцвете сил, и от наших симпатий к ней веяло холодком. Нас увлекало другое дарование, и мы были готовы клясться, что ее «Сорванец» и ее игра в Островском совсем не хуже савинских.• Теперь появлялся другой талант, появлялся в расцвете сил, и мы знали, что наши новые противники не смогут, как старые савинисты, апеллировать к тем временам, которых мы не помнили. Красота, задор, бойкость, звенящие фиоритуры голоса — все это должно быть налицо и все это мы проверим самым строгим судом.

* Дебют В. Ф. Комиссаржевской в Александринском театре состоялся 4-го апреля 1895 года.•