I—16

испытавши на себе всю силу этого влечения, композитор стремился, как идеал, противопоставить ему «чистую любовь», но эта «чистота», как в партии Елизаветы в «Тангейзере», так и в партии Парсифаля•, пошла в явный ущерб музыкальному творчеству Вагнера, если сопоставить эти партии с музыкой Венеры или Тристана•.

Если обратимся к анализу других качеств Парсифаля, дающих ему столь необыкновенную моральную силу, то «простота» его и сострадание, дающее «познание» (истины?), находятся уже в связи с философией Шопенгауэра и собственным учением Вагнера о возрождении человечества. Здесь не место пускаться в подробности по поводу этого учения, — достаточно сказать, что Вагнер — в этом он сходился с Толстым — видел в знаниях, даваемых современной культурой, скорее вред, чем пользу для морального человека, и единственным источником морального поведения он, согласно этике Шопенгауэра, признавал сострадание. Поэтому слово «Thor» — в характеристике Парсифаля нужно понимать как отсутствие в Парсифале каких бы то ни было познаний, полученных путем учения: его так воспитала мать, что он ровно ничего не знает, даже своего имени. Знание же, которое он приобретает через сострадание, ведет его к победе над страстями.

Шопенгауэр, исходивший из Платона и Канта, в своей этике сделал большой и, я скажу, мещанский шаг назад в философии морали. Вместо широкого, абсолютного основания морали, которое Кант видел в чувстве — понятии долга, безусловно обязательного для всех разумных существ, и которому он дал словесное выражение в «категорическом императиве»,

Так как Вагнер имел законную жену Минну, умершую в 1866 г., с которой он повенчался в 1836 году, то романические приключения его никак нельзя отнести в область «чистой любви», как бы мы ни понимали эти два слова.