9—4

удостовериться, насколько еще гибки у него язык и губы. «Нé1аs, non!» — ответил неисправимый юморист, — «pas même les oeuvres de Scribe!»*. В частности, о «Роберте-Дьяволе» Гейне отозвался так (в одном из своих стихотворений «к Анжелике»):

«Es ist ein grosses Zauberstück

Voll Teufelslust und Liebe;

Von Meyerbeer ist die Musik,

Der schlechte Text von Scribe»**.

Но это уже была какая-то идиосинкразия, — одна из многочисленных личных антипатий великого поэта. На самом же деле в оперных текстах Скриба нельзя не видеть больших и даже редких достоинств (с точек зрения Grand Opera), которые заставляют мириться с их недостатками. Главное, он умел выбирать и проектировать действительно «театральные» сюжеты и отлично понимал, что именно требуется Мейерберу. Оба эти великие искусники сцены шли рука об руку, так что в данном случае, вопреки Гейне, нельзя отделить композитора от его либреттиста: оба они безошибочно угадывали вкусы и требования большой театральной публики, оба знали, чего хотели, и не затруднялись, при случае, пожертвовать художественной правдой ради достижения одной главной цели.

А цель эта заключалась в том, чтобы поразить и ослепить аудиторию непрерывной цепью слуховых и зрительных эффектов. Блеск во что бы то ни стало,— вот лозунг Мейербера, вот что всегда ставил он во главу угла. И для осуществления этой задачи он

* «Можете ли вы свистать?» — «Увы, нет! Я не в состоянии даже освистать произведений Скриба!».

** «Это — большая волшебная пьеса, преисполненная дьявольского вожделения и любви: музыка написана Мейербера, скверный текст — Скрибом».