7—41

определенную художественную форму. Но тема эта уже с давних пор зародилась в нем и постепенно назревала в его душе, Можно даже сказать, что «Парсифаль» — сначала еще не вполне осознанный, в смутных очертаниях — был заветной мечтой всей творческой жизни Вагнера.

Уже в «Лоэнгрине» он связал легенду о рыцаре Лебедя с легендой о святом Грале. Но подвижнические искания этой мистической святыни и «чистый сердцем простец-искупитель» продолжали волновать и тревожить его фантазию... Вечным светочем сиял в его воображении образ Иисуса из Назарета, величайший подвиг которого, оскверненный и забытый грешным человечеством, должен быть восстановлен во всей его чистоте... Охваченный библейскими идеями, Вагнер, однако, все откладывал и откладывал в будущее свою тему, казавшуюся ему «окончательной» и слишком ответственной, словно он считал себя еще недостаточно «готовым» для нее, — недостаточно умиротворенным и просветленным.

Но мы все же имеем литературный документ, из которого явствует, что еще задолго до того, как был написан текст «Парсифаля», — Вагнер уже глубоко прочувствовал и всесторонне продумал свою мистерию: ее драматическая форма, окончательно вылившаяся лишь 12 лет спустя, вполне у него сложилась уже в год первой постановки «Тристана» (1865 г.). Я говорю о замечательном проекте или эскизе «Парсифаля», который был написан Вагнером по настоятельной просьбе его друга, короля Людвига. Все три акта и даже все сцены повествовательно изложены в эскизе в том последовательном порядке, в каком мы их видим в самой драме; разница только в некоторых деталях, сравнительно мало существенных*.

* См. «Р. Вагнер. Эскиз драмы-мистерии “Парсифаль” — в моем переводе, издание концертов Зилоти, 1909». Здесь