6—47

и шестнадцать вершков, полотна Ярошенки• или, скажем, Каролюса Дюрана, где не забыт ни один блик на складке кафтана, не пропущен ни один рефлекс на сапоге?

Мудрая и величавая вещь «Петр Хлебник»•! Может быть, тут ново и не все. Взвешивают грехи и заслуги. И в «Сне Макара»• это есть. И вообще, песня знакомая. Но разве в этом дело? И разве в том дело, что, в сущности, по очень сходной цене, всего за один темный хлеб — купил Петр перевес в свою пользу на суде? Но совсем не это важно. Важно то, что взволновал сердце Толстой, оторвал от мелкости повседневного и напомнил о возвышенном и вечном. И уже не отходит образ Петра Хлебника от глаз, и уж никогда не забудешь ни страданий его, ни радостей. О печалях же и радостях сестер Кедровых• примерно, — а пьеса Истомина, по-моему, очень мила, — забудешь очень скоро. И самую пьесу забудешь. А этот отвергнутый газетами и не увиданный публикой (сборов ведь не было!). «Петр Хлебник» будет жить, значительный, серьезный и глубокий, как Микель-Анжеловский незаконченный рисунок. И пусть теперь его не оценили в славном музее нашего театра, столь чудесно поставленный и с великолепными декорациями своими, он будет жить и жить долго, на радости души и светлое научение уму.

Эскизна и комедийка «От ней все качества»•. Но, что за красота! И что за мастерство! Так сжато, так ярко все рассказано, так сильно намечены лица, душевные переходы… Михайло свирепеет. Вот-вот прибьет жену. И через минуту — «моя жена первый сорт». И говорит это радостно, умиленно... А прохожий! Обокрал приласкавших его людей, обидел их душу, ограбил карман. Но посмотрите: он же стал перед дверью жалким, битым, болящим телом