4—45

не продавал; это исполнялось целой бандой его подручных, которые, избегая зорких глаз полиции, он постоянно менял, пользуясь наймом безработных из специальных бараков, бывших тогда против Никольского рынка. Подручные становились с вечера в очереди у предварилках (так называли тогда кассы предварительной продажи) и приобретали билеты на лучшие и более дорогие места театра. Корольков был знаток своего дела, прекрасно изучил вкусы петербургской публики, чутко следил за театральной жизнью и скупал билеты весьма обдуманно, редко попадал впросак.

Театральное барышничество во многом сходно с биржевой игрой, ибо театральным билетам также свойственно повышаться и понижаться в курсе. Риск зависел от правила, по коему билеты принимались кассой обратно лишь в случаях замены главной кассы; перемена же в составе исполнителей, хотя бы и главных, не влекла за собой возврата денег. Так, в бенефис Направника, когда в один день заболели М. И. и Н. Н. Фигнеры — у Королькова осталось на руках чуть не половина всех мест театра. Почти тоже, повторилось и в бенефис О. И. Преображенской в 1905 году, когда вследствие революционной вспышки в городе все заречные части были разобщены и население попряталось по домам. Бенефициантка взяла полный сбор, но театр был пуст, а карманы барышников туго набиты билетами, потерявшими всякую ценность.

В дни особо выдающихся спектаклей Корольков восседал в своей постоянной резиденции, трактире «Углич», а прохожие с удивлением смотрели, как к этому грязненькому извозчичьему притону подкатывали изящные кареты и одиночки. Это было как бы фамильное отделение кассы Мариинского театра, хорошо известное и некоторым агентам по-