II—360

быть в труппе. Потом-то я увидел сам, что это были чудачества, что многие из артистов, литераторов и художников подвергались такому же обращению старика, которого это как будто забавляло и приводило потом в хорошее расположение духа. Думал я уехать из Петрограда опять в провинцию, но было поздно, зимний сезон уже начался и повсюду труппы уже были набраны. Первый сезон прошел довольно грустно для меня, хотя старик все-таки признал во мне хорошего актера и дирекции пригласила на следующий сезон.

Неудачи и мытарства в провинции, влияние некоторых товарищей привили во мне пагубную привычку к алкоголю, и я начал свое горе заливать вином. К этому прибавилось еще семейное горе. Жена моя• была болезненная и очень нервная женщина, часто болела, и все, что я зарабатывал, — уходило на ее лечение и жизнь. Хотя я по мужицкой природе своей обладал крепким здоровьем, но с каждым годом силы мои ослабевали, и я нуждался в отдыхе. Но его не было. Летний сезон 1902 года я проводил в Ораниенбауме, где играл в местном театре•, который содержал, как и буфет при вокзале, купец Малышев. Здесь я получил роль судебного следователя Порфирия Петровича в “Преступлении и наказании”• для следующего зимнего сезона в Суворинском театре • и здесь занялся ею. Сперва я неохотно занимался Порфирием и считал роль Мармеладова более подходящей для себя, но потом, углубляясь более в роль, я с большим интересом и жадностью проникался ею. И вот, когда прошла эта пьеса, то и я имел громадный успех наравне с Раскольниковым — Орленевым. С исполнением этой роли связывается моя известность, имя мое ста-