II—248

seule, isolé, pauvre, obscure et bientôt oublié (parceque je ne pourrais pas achever mon second opéra si l’on ne s’y prend un peu sérieusement).

La partie est loin d’être égale.

Le directeur du Conservatoire a de jolis revenus — l’auteur de la Judith manque de pain quotidian. Et cela — à la lettre! C’est dans la nature des choses, mais — on n’en souffre pas moins! Pensez-y on tout petit peu, Madame, et veuillez pardonner cette missive à votre tout dévoué.

A. Ssérof.

Перевод.

10 января 1865.

Со времени тогдашнего разговора мое положение не очень изменилось. Я, как тогда, самый счастливый и самый несчастный человек на свете!

Три дня назад я стал отцом семьи*, и мне нечем заплатить повивальной бабке и акушеру (который нам, к несчастью, понадобился). Впрочем, все идет, как всегда.

Я кончаю мою партитуру •, но очень часто должен оставлять работу, чтобы измыслить какой-нибудь верный способ раздобыть для нас обед. «Раздел земли»** приходит мне на память слишком уже часто.

Осмеливаюсь умолять вас похлопотать еще раз о моем деле у князя Оболенского. Он говорил мне о хлопотах в мою пользу у принца Ольденбургского. Не смею особенно надеяться на успех с этой стороны: принц Ольденбургский давно злится на меня. Я должен был стать «Сенатором»***, а стал сочинителем опер! Не примешалось ли тут также, может быть, немножко «профессиональной зависти»? Однако, в силу некоторого обстоятельства, мне кажется, что принц Ольденбургский уже предварен о моем грустном материальном положении в настоящее время. Таким образом остается лишь еще разок возобновить попытку. В моем бедствии — уже

* Родился сын, будущий знаменитый живописец, Валентин Александрович.

** Стихотворение Шиллера.

*** Вероятно, намек на известную песню Беранже «Le Sénateur».