II—177

то, что люди вознесли на известную высоту. И он зло спрашивал устами своей Елены:

Dis moi, Venus, quell plaisir trouves tu

A faire ainsi cascader ia vertu?

И Лядова, по словам современных критиков, «превзошла себя, — сыграла так, как от нее никто не ожидал». Она «покорила сердца». Успех «Елены» был головокружительный, стихийный. — Все ринулись в театр, и «Александринка» вдруг стала салоном, если не аристократическим, то модной кокотки. Даже пресловутое «кувырком» понравилось публике и «Петербургские Ведомости» пророчествовали: «ему во всяком случае можно предсказать успех в трактирах и других заведениях».

Успех Лядовой несколько омрачился выходкой театрального рецензента, писавшего под псевдонимом «Незнакомца» — А. С. Суворина. Он напечатал открытое письмо к артистке, где укорял ее в том, что она снялась в фотографии, придав своей фигуре совершенно не двусмысленную позу, чего она не позволяет себе на сцене. «Правда, за окнами некоторых магазинов, — писал он, — можно встретить карточки более нескромные, чем ваши; но женщины, фигурирующие на них, неизвестны, и притом… притом это даже не женщины, а несчастные создания, находящиеся в ведении полиции».

Вся печать опрокинулась на Незнакомца и стала на сторону Лядовой. Публицист должен был извиниться, а карточки… имели успех небывалый и сослужили владельцу фотографии Бергамаско хорошую службу, положив основание тому огромному обороту, что он имел за работы своего артистического «ателье».