II—137

ного взгляда что-то непонятное и непостижимое. Вот почему Вангель «не верит и не отрицает», он просто «не знает. Вот и оставляет вопрос открытым».

Рационалистическим путем не разобраться в тайнах души. Философия и психология так же мало решают вопрос, как медицина, как география и ботаника, благоговейно изучаемые добросовестной Боллетой. Чувствуется их близкое родство, когда Вангель выражает надежду, что так дело обстоит только «до поры до времени».

Нет, никто не приходит на помощь бедной «дочери моря», ни искусство, ни наука. Даже религия не может помочь по той простой причине, что Эллида не имеет о ней понятия. Она воспитана «язычницей» и носит «не христианское имя, а имя корабля». Душа в собственной тяжелой борьбе должна выстрадать «роковое решение».

Оно подступает к ней в виде Неизвестного, который тоже приносит свое решение вопроса о призвании человека. «Я хочу жить и умереть человеком свободным», — заявляет он, вытаскивая револьвер. Он сам себе господин, и Эллиде сдается, что по стремлению к свободе они «пара».

Но понятие свободы в Неизвестном сливается с понятием произвола, поэтому он, убивая человека, поступает «по всей справедливости», совершенно игнорируя иное венчание, по собственному фасону венчается с Элладой, без церемонии залезает через забор в чужой сад и так же бесцеремонно собирается отнять чужую жену. Он ни с кем и ни с чем не считается и готов употребить всяческое насилие. Правда, для Эллиды он делает исключение и тоже признает ее «добровольное» решение. Но Вангель