II—104

Островский и Григорьев в омоложенном их кружком старом, погодинском «Москвитянине».

Не только сам молодой и талантливый кружок не вызвал пристального внимания исследователей, но и большинство его участников до сей поры остаются своего рода таинственными незнакомцами для широких кругов «любителей литературы»; вследствие этого все имеющиеся биографические очерки Островского* представляют неуглубленный, поверхностный пересказ чисто внешних событий в бедной ими жизни драматурга или вариацию знаменитой публицистики Добролюбова. В них нет даже попытки зачертить подлинный образ великого драматурга на фоне его эпохи и идеологии его кружка.

В итоге, как это ни странно, лучшим очерком жизни и творчества русского драматурга является работа иностранного ученого профессора университета Сорбонны Патуйе. Не глубокая по существу, но написанная с чисто французским блеском, его книга крайне любопытна как показатель отношений запада к творчеству оригинальнейшего и самобытнейшего русского писателя; тем не менее, несмотря на крайнюю бедность у нас монографий об Островском, книга Патуйе так и осталась без перевода на русский язык, хотя она и появилась в те времена, когда в области переводов в России царил подлинный ажиотаж и в огромном изобилии переводились чуть ли не все сколько-нибудь ходкие заграничные новинки**.

* Биографические очерки: А. Е. Носа, П. И. Вейнберга, Е. А. Соловьева, П. О. Морозова и др.

** I. Patouillet. Ostrovsky et son de moeurs russes theatre. 2 ed. Paris 1912. Книга во Франции имела такой успех, что вышла повторным изданием.