II—68

сор Селин. Добролюбов проглядел все это. Но что значат его беспощадные формулы о вечной вражде и отсутствии святости семейных отношений при таких недосмотрах?

Поэтичный мир целых пьес, вроде прелестной, как старая сказка о бедном и богатом брате, комедии «Бедность не порок», отдельные образы других произведений, тут и там скрытые сцены глубокого художественного значения — все выбивалось из-под власти обобщений Добролюбова. И все настойчивее вставал вопрос: да полно! Темное ли царство — мир творчества Островского? Нет ли клеветы на него в том ярлыке, который чьими-то усилиями так цепко пристал к нему.

И протест прозвучал.

В истории литературы бывают странные совпадения: одно из таких — одновременное появление «Власти тьмы» Толстого и переоценка «Темного Царства» Добролюбова.

Тьме понятий, круговороту беспросветно мрачных воззрений посвятил свою драму великий писатель. Но от него уже не ждали огульного посрамления жестоких нравов. И чистая сердцем Марина и добродушный Митрич, и святой в великой чистоте своих идеалов Аким — все было принято как вечная правда сложной, неизменно таинственной жизни. И кто знает, не натолкнули ли П. Полевого толки о темном царстве Толстого на мысль пересмотреть вопрос о темном царстве Островского. Если так, тогда становится особенно понятной та страстность не только иначе мыслящего, но и глубоко негодующего человека, с которой писатель выкрикнул свое «не могу молчать!».

Статья его построена очень оригинально. Он не подбирает доводов, не ссылается на