I—175

гих артистов не только брать, но даже искать платы за спектакль табаком. Что же касается платы продуктами, мукой, маслами, сахаром, — то такого рода вознаграждение сделалось заурядным и, разумеется, предпочиталось «керенкам». Таковы были совершенно невозможные условия, в которых работали в минувшем зимнем сезоне театры. Неудивительно, что менее стойкие актерские организмы не выдерживали, и смертность среди тружеников сцены достигла в этом сезоне огромного процента. Чуть не каждая неделя приносила известие о кончине то того, то другого артиста. Это обстоятельство в свою очередь действовало на актера угнетающе, каждый невольно думал, что скоро придет и его «очередь». Приведенных фактов, кажется, достаточно для того, чтобы стало очевидным, что требовать при таких условиях какую-нибудь художественную, творческую работу от артистов было немыслимо, и вполне естественно, что хороших, запоминающихся спектаклей было очень мало. Скорее можно удивляться, как могли в такой обстановке театры вообще функционировать, как они ухитрились не только дотянуть сезон до конца, но даже, как Государственные театры, продержаться лишний месяц.

В балете, например, чуть не каждый спектакль висел на волоске. Перед тем как поднять занавес, режиссеры со страхом ожидали телефонного звонка или записки от кого-нибудь из участвующих о болезни и были приготовлены к тому, чтобы отменить спектакль. Положение в балете было критическое. Отсутствие жиров ослабило физически самых сильных танцовщиков, и они с трудом могли поддерживать балерин. «Театральное дело в настоящее время — это жонглерство», — сказал нам по поводу минувшего сезона И. В. Экскузович и тут же подкрепил свои слова целым рядом убедительных фактов, которые мы своевременно привели на страницах журнала «Бирюч». Тут был и вечный недостаток в топливе, и отсут-