I—141

лось, незавершенное полным достиженьем. Но тем увлекательней подвиг той, чья душа была полна порыва к самым беспредельным далям. И снова вспомнив прошлое русского театра, нельзя не сказать, что такой подвиг почти беспримерен. Он выше подвига Щепкина, ибо истолкованные им Гоголь и Грибоедов являлись не новаторами, а завершителями лучших форм старого искусства. Он выше заслуги Садовского, который показал новые приемы реализма, работая рука об руку с автором, окруженный чуткими товарищами, которые соревновали в общем деле создания театра Островского. Подвиг артистки можно сблизить с подвигом Мартынова. Это он, актер сороковых годов, не удовлетворялся Гоголем, чутко отозвался на музыкально-нежное творчество Тургенева, вдохновлял на пьесы настроения молодых авторов и умер с мечтой о новом репертуаре. Предание о Мартынове, недооцененном прежде, стало переходить в культ, когда русский театр приблизился к театру его мечтаний и в полноте развившееся искусство игры настроений показало, что таилось в предчувствиях артиста. Но культ и память о Комиссаржевской.

В зелени кладбища, за поворотом, около храма, высится белая статуя. Сюда приходят и сюда будут приходить, чтобы вдохновляться на подвиг новых и новых исканий, сменять на муку вопросов скучные радости давно превзойденного и изжитого...

Н. Долгов.