I—119

Вера.

Прости... О! верь, что есть предел страданья.

Любили здесь мы..   там мы встретиться

должны.

Вера поднимается в дом, откуда доносятся звуки вальса.

Драма, как можно видеть даже из сжатой передачи ее содержания, носит на себе следы многих влияний. Речи Объяринцева-отца и Григория местами напоминают нам монологи Чацкого•. Хандра, страдание и роль судьбы в жизни героев драмы — отголоски романтических влияний сороковых годов. Здесь Григорьев, как он сам признавался, «поддался обаянию» того демона, который, как царь немой и гордый, сиял.

Такой волшебно-чудной красотою,

Что было страшно — и душа тоскою

Сжималася... • 

Было тут влияние и другого тревожного гения и, пожалуй, более сильное, чем влияние Лермонтова, это — Гейне, особенно его поэм: «Снова на родине» и «Лирическое интермеццо», некоторые мотивы которых Григорьев повторил в своей драме, развив их в целые образы.

Влияний было много. Но все воспринятое Григорьев претворил в себе и создал произведение вполне оригинальное как по форме, так и по содержанию. В драме, наряду с героями, носящими на себе следы влияний, мы находим и типы реальные и жизненные, стоящие вне всяких влияний, каковы — Дергачов и Крутоярский, из которых последний заслуживает особого внимания. Образ его бледен, но интересен одной чертой — своим скептическим отношением к болезненно-разочарованным героям драмы, в переживаниях которых многое он относил на счет влияния