I—111

Оставшись вдовой, Надежда Сергеевна продолжала жить широко, но каждую минуту дрожала, что кредиторы разобьют ее счастье, как «карточный домик». Все надежды ее на Ив. Ив. Объяринцева, которого она любит и который — она убеждена в том — отвечает ей взаимностью. О нем ведет она речь при поднятии занавеса с сестрой Верой, девушкой мечтательной, чистой и скромной, но больной чахоткой, обреченной на смерть. Надежда Сергеевна говорит с сестрой осторожно, не желая посвящать ее в свою жизнь, в переживания своего сердца, чтобы не доставить ей, больной девушке, лишних страданий... Но опасения были напрасны: Вера уже любила и страдала, может быть, не менее своей сестры. Уже давно она встретила «его», вместе с которым, уединившись от людей, смеялась над «близостью гроба»…

Он чудно говорил о смерти — и слова

Его звучат в ушах моих доселе.

Был так же бледен, болен он,

Почти от самой колыбели

На ожиданье смерти обречен.

Имени «его» она не знает. Он уехал давно и, вероятно, умер. Но она любит и будет любить его по-прежнему: их «соединила неразрывно смерть».

Разговор сестер прерывается приходом Объяринцева*. Объяринцев — человек средних лет, сильный по уму, находчивый, остроумный, передовой по убеждениям, по характеру склонный к хандре и пессимизму. Он сам себя считает человеком особенным, отмеченным судьбой...

Я странен — это сам я знаю,

И надоела странность мне моя,

И вас я честью уверяю,

Что много б очень отдал я,

Чтоб быть таким, как все другие.

* Роль Объяринцева-отца исполнялась Григорьевым 1.