I—50

не в ходу больше бешеные деньги, как в былые времена, и что место их заняли деньги умные, основанные на труде и заработке... Комедию можно назвать эскизом в пяти действиях, и эта недорисовка значительно ослабляет производимое ею впечатление (?). Кроме того, по отсутствию отделки, она представляется лубочной картиной без теней. В пьесе все говорится напрямик, и потому каждое из действующих лиц само докладывает о себе публике, так что зритель не имеет ни надобности, ни возможности следить за развитием выставленных автором характеров» и т. д., и т. д.

Разгадка такого нелепого отзыва крылась в плохом исполнении пьесы. Тот же критик рассказывает, что г-жа Струйская, игравшая главную роль, «не могла с ней совладать», что Васильев 2, в роли мужа, по наружности, манерам и прическе более напоминал пономаря, чем подрядчика, а Зубров и Бурдин, игравшие Кучумова и Телятева, мало походили на бар.

При таком исполнении, конечно, нельзя было требовать тех литературных достижений, о которых мечтал автор. Тяжкий рок тяготел над отечественной драматургией. Пьесы Тургенева, — превосходные по замыслу и исполнению пьесы, — кто-то признал несценичными, и это мнение чуть ли не четверть века царило у нас в «критике». Цензура признала экскурсию Островского в помещичий и дворянский быт несвоевременной и несколько лет держала под запретом такую невинную комедию, как «Воспитанница»•. Автор должен был прикрываться фальшивыми датами, уверяя, что в его комедиях действие происходит двадцать, тридцать лет назад, чтоб суровые охранники политической нравственности не придрались к нему. А в то же время «Перикола»•, «Все мы жаждем любви»• и «Фауст наизнанку»• допускались на сцену.

Наибольший успех в сезон 1869—1870 год имела переделанная с немецкого комедия «К мировому!»• — Виктор Крылов, выступивший тогда под псевдони-