I—33

Первая картина последнего акта. Феврония и Гришка в глухом лесу. Феврония обессиленная садится на ствол упавшей ели. Гришка, полупомешанный, пытается несвязной болтовней заглушить терзания совести; он просит Февронию научить его молиться и повторяет за него слова молитвы, но и молитва не облегчает его душу: ему видится «невзрачен бес... Из очей его поганыих спицы огненйые тянутся, в сердце Гришеньке вонзаются, жгут его огнем кромешныим... Где бежать? Куда я скроюся» — и Гришка с воплем исчезает в лесу.

Феврония остается одна. Вокруг нее дикий лес преображается в райский сад, наполненный невиданными цветами. Голоса Алконоста и Сирина, райских птиц, возвещают Февронии смерть и жизнь вечную. Появляется призрак убитого жениха, княжича Всеволода; он говорит невесте: «Мертв лежал я в чистом поле, сорок смертных ран на теле. Было то, но то минуло. Ныньче жив и Бога славлю» — и зовет ее с собою.

Оркестровый переход ко второй картине. Преображенный Китеж открывается глазам зрителей. Среди райского великолепия мы видим народ и всех лиц, появлявшихся в первой картине третьего акта, но радостно преображенных. Происходит приветствие Февронии народом. Изумленная Феврония спрашивает: «О, за что же эта радость? Чем я Богу угодила? Не святая, не черница, лишь любила в простоте я». И ей отвечают: «Поднесла ты Богу-свету те три дара, что хранила: ту ли кротость голубину, ту любовь ли добродетель, те ли слезы умиленья». В беспредельной любви своей ко всем людям Феврония вспоминает о «Гришеньке, что душой и телом немощен» там в лесу остался, и просит «Гришеньку в сей град ввести». Но князь Юрий отвечает: «Не приспело время Гришино: сердце к свету в нем не просится». Тогда по просьбе Февронии Поярок пишет грамоту Грише под ее диктовку с описанием райского жития