I—23

рассказывает Гурнеманцу (в начале III-го акта): «Бесчисленные бедствия, битвы и сражения отклоняли меня от пути, когда мне уже казалось, что я его нашел. Я много раз был ранен, но свято хранил священное копье Граля, помня, что я не смел пользоваться им, как оружием в бою». Ему отвечает Гурнеманц: «Поверь, заклятие, лежавшее на твоем пути, устранено. Ты в области Граля, тебя ждут его рыцари». И Гурнеманц рассказывает о скорби, в которую погружено царство Граля. Не в силах долее сносить мучения совести и стремясь к смерти, Амфортас, со времени появления в храме Парсифаля, уже более не совершал богослужения, Граль не открывался, и рыцари были лишены «святого питания». «Мы питаемся обыкновенной пищей, иссякла сила наших героев, и более уже не зовут нас из дальних стран участвовать в боях за святое дело... Я сам укрылся в этом углу леса, ожидая смерти, и Титурель, мой старый властитель, мой святой герой, — он умер, лишенный услады Граля, смертный, как все люди».

Рассказ Гурнеманца вызывает взрыв отчаяния в Парсифале, который упрекает себя в том, что, будучи предназначен для спасения рыцарей, так долго блуждал по ложному пути.

Затем происходит сцена, воспроизводящая Евангельский рассказ об омовении грешницей ног Христа (Лк. 7, 36—50): Кундри* снимает с Парсифаля доспехи, омывает водой из ключа ему ноги, выливает на них благовония из флакона и осушает их своими распущенными волосами. В исполнении Байрейтского театра эта сцена производит тягостное впечатление. Парсифаль является здесь живым воплощением Христа, и невольно возникает протестующий вопрос: где же те достоинства Парсифаля, которые давали бы

* Гурнеманц нашел Кундри в лесу, лежащей на земле в полном изнеможении. С этого начинается третий акт.