17/18—277

нув европейской славы и полного материального благосостояния, Глук скончался в австрийской столице 15 ноября 1787 на 74-м году жизни. Могила его на Мацлейндорфском кладбище украшена изящным памятником в классическом стиле.

При всех своих победных достижениях на пути художественной истины, Глук был сыном своего времени и неизбежно платил ему известную дань. Рядом с вечными, нетленными музыкально-сценичными красотами мы находим в его произведениях страницы, не имеющие абсолютной ценности и лишь формально отражающие условные требования данной эпохи. Такие страницы, такие случайные наслоения нам теперь необходимо откидывать, — чтобы не затемнялась красота подлинных глуковских перлов.

Ни одна из его опер уже не ставится на сцене без известных купюр и модификаций фактуры. Для «Орфея» Берлиоз и затем Геваерт выработали превосходную «итальяно-французскую» редакцию, которая представляет эту чудесную партитуру в наиболее выгодном освещении. Здесь, прежде всего отброшено все то, что ныне производит впечатление странных, излишних придатков: увертюра — грубоватое общее место, явно написанное только «для съезда» и по значению своему еще ничего не имеющее общего с увертюрой к «Альцесте» (см. «Посвящение»), — затем банальная ария в конце 1-го акта, которую Глук вынужден был прибавить для Парижа, равно как ряд неизбежных тогда в опере балетных танцев и др. Геваерт заменил даже, по очень удачной парижской традиции, довольно обыденный финал — прелестным хором из последней оперы Глука «Эхо и Нарцисс».

До сих пор не прекращаются споры о том, кому подобает исполнять заглавную партию в «Орфее» — контральто или тенору? Дело в том, что те певцы, которых мы теперь называем — по тембру и диапазону их голоса — тенорами, во времена Глука были крайне редки и плохи, а потому почти неизвестны в опере.