15/16—226

ковских наигрышей и напевов, но варианты очень удачные и вполне уместные.

Выдержанная система лейтмотивов, получающих очень интересную и многообразную разработку, весьма способствует цельности и объединенности партитуры. Особенно выделяется характерная тема Шемаханской царицы и мелодичная фраза «царствуй, лежа на боку», часто появляющаяся в оркестре и служащая основой для прелестной «колыбельной» (отнюдь не «сатирической»), когда Додон засыпает.

Большим достоинством партитуры надо признать ее относительную сжатость (три картины — за глаза достаточно для «небылицы»!) и отсутствие в ней так называемых рамлисажей. Кое-какие длинноты имеются, — без некоторых страниц, носящих характер добавочных номеров, Р.-Корсаков никак не мог обойтись: это уж была его маленькая слабость! Так, ему показалось мало одной птицы — петушка, и понадобился еще попугай, — заведомо добавочный или «вставной» номер в первом акте; во втором немножко много песен поет Шемаханская царица, как бы выкладывающая перед Додоном и перед нами весь свой репертуар. Но не эти песни (из них особенно поэтична первая, выходная), ни даже музыка попугая, очень мило и «правдиво» изображенного мурлыкающим английским рожком и свистящими штрихами флейты, — никоим образом не могут быть названы бессодержательными общими местами: всякая страница, написанная с замечательным мастерством, имеет свой интерес и свою ценность, а целое отличается выдержанностью манеры и стиля. В последнем отношении «Петушок» превосходит многие оперы Римского-Корсакова.

Кроме указанных мест, к особо выдающимся страницам партитуры надо отнести «шествие» в третьем акте. Эта яркая, пышная, забавно шумливая музыка, в которой, между прочим, так любопытны великаны (неуклюже-тяжелое хождение баса по септимам), —