15/16—198

Этого процветания он достиг, конечно, не сразу. Старые красные стены могли бы рассказать много интересного, поучительного и, к сожалению, немало грустного. Так, уже на третьем году существования Университета, в эпоху мистицизма и обскурантизма, лучшие профессора по приказу свыше отдаются под суд товарищей за то, что «в умах студентов вкореняются идеи, разрушительные для общественного порядка и благосостояния». Дело кончилось не только изгнанием профессоров, но и карой целого учреждения: его перевели с Васильевского острова на Ивановскую улицу — в небольшое тесное помещение, «посадили в карцер», как острили тогда. Оживление Университета началось с введения нового устава в 1835 г. и водворения на старое пепелище в 1837 г. Научная жизнь его обновилась тогда поступлением в среду профессоров целого ряда лиц, учившихся на Западе и принесших оттуда последнее слово науки и свободной мысли. Начинается светлая эпоха поэтической юности, когда в стенах almae matris закипела студенческая жизнь в ее лучших формах, когда из этих стен вышло много лиц, замечательных в науке и литературе.

Наступает 1848 год. Правительство боится, что западноевропейская революция передастся и нам. Воздвигается гонение на университеты, как на главные рассадники «тлетворных западных идей». В них упраздняют кафедры философии, сокращают число слушателей. Дело доходит до того, что в начале 50-х годов на третьем курсе историко-филологического факультета был один студент.

Так продолжалось до 60-х годов, когда Университет опять расцвел. Он стремится наверстать пропущенное за время своей вынужденной бездеятельности. Ученая жизнь закипела в нем ключом. Профессора своими лекциями увлекают студентов и дружно объединяются с ними в совместной работе. Но тогдашняя общественная горячка захватила чут-