11/12—110

Четвертый том занят речами, выступлениями и воспоминаниями. Среди них особенно любопытна страничка, посвященная венскому литературному конгрессу в 1881 году, напечатанная тогда же в журнале «Дело» с огромными цензурными купюрами. Тогдашняя цензура, между прочим, совершенно исключила любопытный и малоизвестный эпизод о Чернышевском, послуживший источником раскола на конгрессе. Он сам по себе является любопытным показателем того аполитического меркантильного духа, каким был приятен конгресс, собравшийся под флагом свободной мысли и искусства.

Далее, такой в сущности невинный вопрос, как вопрос о ходатайстве для смягчения участи Чернышевского, томившегося в Вилюйской тюрьме, вызвал «заячий страх» со стороны русских поляков, и редактор• польской газеты «Варшавский Курьер» — этот хамелеон и услужник русской власти — хамски заявил с трибуны просьбу даже не дебатировать вопроса… так как иначе русским подданным нельзя будет вернуться в Россию. Протесты русских делегатов — де-Роберти, драматурга Викт. Крылова и Венгерова не помогли. Вопрос, внесенный представителем Франции Ратисбоном, был сорван. Конгресс признал хлопоты за вилюйского узника политическим делом и, как стоящий вне политики, их отклонить. А русский читатель даже ничего не мог узнать об этом позорном факте: цензура поставила ряд точек на инциденте с Чернышевским, как будто его и не существовало вовсе.

Любопытна также отметка о Льве Толстом. Автор «Детства и отрочества», «Войны и мира» и только что вышедшей «Анны Карениной» настолько был еще неизвестен в Европе, что даже «патентованный знаток» русской литературы и переводчик, профессор славянских литератур в Мюнхене, известный Фридрих Боденштед, с изумлением услышал впервые от Венгерова имя Льва Толстого. На утверждение русского критика о громадном таланте Толстого, Боденштедт «прямо недоверчиво отнесся» к его высокой оценке и сердито сказал: — Странно, столько у меня русских знакомых, и никто мне ничего о вашем Льве Толстом не говорил!

Такова была компетенция «первого знатока русской литературы в Германии», подтверждаемая и Венгеровым и Вик. Крыловым, записавшим также свои воспоминания об этом любопытном в своем роде, с позволения сказать, литературном конгрессе.

Если собранные в сборнике С. А. Венгерова речи и статьи не равноценны по своему историко-литературному значению, то вместе взятые они представляют огромный интерес. Это своего рода вехи, указывающие пройденный русским обществом и литературой путь, и нельзя обойти их молчанием.

Ник. Но—в.