искать
БИРЮЧ Петроградских Государственных театров. — 1919. — № 11/12

11/12—108

жизни: «Великодушный поступок» и «Федя и Володя». В 1841 г. появилась в «Литературной газете» «Водевильная сцена из журнальной жизни», а в 1842 г. «Кольцо Маркизы, или Ночь в хлопотах» и «Похождение Петра Степановича Столбикова», комедия в 4-х картинах, переделанная Некрасовым в сотрудничестве с двумя неизвестными нам актерами Александринского театра из романа с таким же заглавием Квитки-Основьяненко.

Все эти драматические произведения Некрасова, равно как и указанные г-жей Е. Молчановой, подвергнуты обстоятельному и вдумчивому анализу В. Е. Максимовым-Евгеньевым в известных его книгах: «Литературные дебюты Н. А. Некрасова» и «Н. А. Некрасов. Сборник статей и материалов».

Некрасову же, как «водевильному куплетисту», посвящена была статья неизвестного автора, напечатанная в приложении к «Ежегоднику Императорских Театров» (сезон 1905—1906 г.). Об отношениях к Некрасову современной ему театральной критики писал в том же журнале в 1910 г. (выпуск III) П. Н. Столпянский.

Трудно согласиться с г-жей Е. Молчановой, что для нас в драматических произведениях Некрасова представляют особенный интерес по преимуществу куплеты на злобу дня. Такие пьесы, как «Шила в мешке не утаишь — девушку под замком не удержишь», «Вот что значит влюбиться в актрису!», «Материнское благословение», «Похождения П. С. Столбикова», «Осенняя скука», в свое время выделялись из ряда подобных им литературных произведений и пользовались заметным успехом как среди театральной публики, так и в журнальной критике, да и теперь они не утеряли некоторого интереса. Кроме того, указанные произведения Некрасова заключают богатый материал для характеристики отрицательных сторон современного общества и более широкие и яркие поэтические обобщения, чем те, какие находим мы в куплетах на злобу дня. Не утеряли интереса и драматические опыты Некрасова потому, что они проникнуты тем обаятельным и освежающим душу человека идеализмом, каким так богаты были — сороковые годы.

Упоминая о старинной мелодраме, Е. А. Молчанова говорит: «теперь бы показалось довольно диким заставить героев драмы петь в самых патетических местах, но тогда оно сходило с рук». Почему? Ведь не считаем же мы теперь «диким» — оперу или оперетку...

Если и сейчас мы переживаем порою моменты, когда не можем ограничиться только словом, а чувствуем помимо того и потребность в музыке, чтобы удовлетворить запросам своей души, то в 30—40 годы, когда мелодрама пользовалась особенным успехом, эта потребность давала о себе знать гораздо чаще и интенсивнее. Она вызывалась характерной для той эпохи повышенной чувствительностью, отражавшейся не