11/12—71

рискованные прыжки, закричали: «Просим тебя пощадить подмостки», а другому, чересчур тонкому, пожелали доброго здоровья. Или, когда у них выступил небольшой ростом артист в роли Гектора, они приветствовали его так: «Да, это Астиалакт (сын Гектора), а где же Гектор?» Но еще больше артистам надо было трудиться над отделкой своих жестов. Несколько курьезов в этом отношении из практики тогдашних театральных школ сообщает нам Макробий. Так, один из любимых учеников Пилада, изображая слова песни: «великого Агамемнона», стал на цыпочки, тогда учитель закричал: «Ты делаешь его длинным, а не великим», и на просьбу присутствовавших выразить эти слова самому, принял вид задумчивого, полагая, что великому царю ничего не присуще в большей степени, как дума обо всех. В другой раз тот же ученик исполнял роль слепого Эдипа слишком уверенными движениями, и Пилад закричал ему: «Да, ты смотришь».

Когда впервые в пантомимах выступили женщины, сказать трудно, но в эпоху Константина Великого это явление было уже распространенным. Историк Аммиан Марцеллин рассказывает, что около 353 г. по Р. Хр. Риму грозил голод, почему решено было удалить из города всех чужестранцев; при этом «представители знания и науки, хотя число их было весьма незначительно, были немедленно изгнаны без всяких послаблений», а «невозбранно остались три тысячи танцовщиц с своими музыкантами и таким же числом хормейстеров». Свидетельства о появлении женщин балерин на сцене попадаются уже и ранее, начиная со II в. по Р. Хр. Так, в романе Апулея «Золотой осел» читаем любопытное описание пантомимы на тему «Суд Париса»•, где выступали в роли богинь три легкомысленно одетые женщины. Пантомиме, описанной Апулеем, предшествовали танцы молодежи наподобие современного кордебалета. Эта молодежь производила, по толкованию знатока истории театра,